Нарезай ведро душистых глазных яблок,
О великая страна, мой милый дом!
Полезает в кузов груздь гнилой и дряблый,
И из башки торчит дугой кровавый лом.

Люди добрые, водите хороводы!
Без особенных причин и доказательств,
Словно преравнные наспех роды,
По нелепому стеченью обстоятельств

Нас обрекли на самоубийство,
Нет вестей от солнышка ясного.
С благословения артилерийских
Болванок, мы вечно счастливы!

Разбирайте скорее блинчики!
Того и лопата остынет.
Палите прикольные кинчики!
Вокруг пролегла пустыня.

Люди страстные, склоните головы -
Молебен превратился в эшафот.
Люди честные, я как шёлковый,
Наблюдайте висельника полёт!

Как груды мёртвых танцуют в наших спальнях,
Мы не вспомним никогда, ура!
Не беспокойтесь об исповедальнях,
Нам промыла мозги жара...

Полетели же голубкой с крыши,
Верёвка, камень - прямиком на луну,
По венам катятся острые лыжи,
Уже есть осёл, что потащит вину.

Так что не дрейфь, вливайся!
в самоубийства парад.
Не мямли и налакайся
Под мой пьяный бессвязный мат.

Проблеваться грустнейшей драмой,
Откопать и отворить всей крови стоки,
Закурить любимых душные ямы
И селёдкой закусить мои пороки.

Наш мир - огромная баба, а мы
Её самый живой выкидыш.
Сколько бы не было тут бахромы,
У нас нет языков, и только лишь!

над нами смеются язычники,
Истуканы танцуют балет лучше нас,
Не осталось в руках ни спички, ни
Коробка, чтоб согрелся малыш овцепас.

Я дурак, каких можно ещё поискать,
Я зачем-то смотрю на небесный ужас.
Чем слёзы тереть, лучше даже не знать,
Кому, как и зачем я нужен.

Я знал, что полярная звезда -
Уголёк в сигарете Бога.
Я верил, любая беда
Зависит лишь от предлога.

Я мечтал разглядеть в горизонте
Тонкое лезвие вечности.
Я умер на западном фронте,
Я знаю всё о беспечности.

Мне ворох писем как пух,
А мир, что за окном -
Пафосный бал для мух
Гниль под руковом.

Свети, моё белое солнце,
Подуй мне ветром морозным.
Я в армии македонцев
Самый религиозный.

Слишком поздно, пришло моё время,
Я не вернусь сегодня домой.
Я порвал своей жизни стремя,
Когда мою голову пожирал зной.

Я убил человека, пора бы признать.
Мама, только не плачь,
Мама! Я так не хочу умирать,
На меня с неба смотрит палач.

Моя первая любовь,
Мой единственный огонь.
Пуля идёт через бровь,
Играет моя гармонь.

Меня зовут гулять по воде
Вдали от всего бедалама.
Везде али нигде
Мы будем вместе, мама.

Мозги как кусок пирога,
Кровь - горячая лава.
В медвежьем капкане нога,
Её рот паршивый - отрава.

А платье - красивый фасад,
Он скроет правдивый ад.
Повадки воспитаной леди
Оставят загадку в минете.

Поколение Порнхаба,
Свободной любви и Бакарди
Со стояком баобаба
Городит об авангарде.

Эстетика, Питер, вино,
Укоризненный взгляд Гюго.
Проспиртованное ебло,
Нам истину знать не дано.

Наши страдания - пародия,
Вот она - истинная коррозия.
Пойми, недостаток хуёв
Вдруг стал страшнее оков,

Что нас повязали со звёздами.
И кровь течёт к головам,
Они очень схожи с гнёздами.
Задуматься нужно нам,

Ведь бастарды этого мира
Скорее мы, чем они.
Ты лишь яростей аплодируй,
Глядишь, и закончатся дни

Как деньги на банковской карте.
Грустно, но мы никогда
Не поселимся в солнечном марте,
Нам воздух отныне - вода.

Мириады сонных слёз
И колыбельных от берёз
Прими к себе на небо.
Прими в свой бумажный город.

Сотню священных птиц
И керамических лиц
Отправятся плавать в небе,
Отправится даже хворый.

Спой мне, Господи, заунылую песню
И оставь дверь в спальню открытой.
Расскажи мне, Господи, наивную сказку,
Я не спроста ведь в окопе убитый?

Мне улыбнутся оттуда, где я
Вечно смогу слушать шум тополя?
Станет ли одеяло из глины
Пухом, и станут ли сладкие вины

Кровью для нас на двоих?
Мама, прости меня.
И до последних волос седых
Крепко держи меня.

И с грохотом, взрывами боеголовок,
Песней подбитого авиатора,
Судьба, не позволь нам упасть с книжных полок,
Ведь никто не найдёт виноватого.

Колышит раздумья ветер на скотобойне,
И тихая осень целует младенцев.
А агнецев Божьих обнимет покойник,
Покажет им дивный устой индульгенций.

На вкус бы отведать свинец облаков,
Прокуренными лёгкими стариков,
Почувствовать сладкий мороз октября
И резь на глазах, что свечами горят.

Ступнями мигом слиться с тускнеющем полем,
Отбросить вопросы "Когда?" и "Доколе?".
Разбиться о скалы в нежных платьях волны,
Остаться в живых. Все на это вольны.

Душа просит водки и кинокомедий,
И тёплой лампы свет, и вокруг никого.
Куда ты пожелаешь, мы поедем, доедем,
Душа, только выключи старых богов.

Что если наш мир на пороге забвения,
И каждый миг как гвоздик в черепушку планеты?
Род людской покроется обманами зрения,
И никто не будет знать о том, когда ты и где ты.

Настигнет ли прозрение нас и наши душонки?
Постигнет ли младенец каждый смысл и образ?
Эта голова как банка старой тушонки,
Но это лишь мы сами отводили всё от глаз.

Что если наш мир намерен исчезнуть?
Поедешь ли к родным или останешься дома?
Проснётся ли в тебе сознанье ошибок,
И будешь ли ты плакать, когда все впадут в кому?

Захочешь прогуляться по пустым городам?
Покажется ли ночь тебе прекраснейшей девой?
Поверь мне, что за этим и был создан Адам,
Чтобы Смерть и Бог пожали наши посевы.

Что если вот-вот всё накроет туманом?
Останешься собой ты, зная, что конец близок?
Мы все можем потешиться предсмертным обманом,
И ужасами бездны, что сжирает эскизы.

Ты будешь переслушивать любимые песни?
Обнимешь ли ты мать, поцелуешь отца?
Поймёшь ли ты весомую стоимость лести,
И может быть не будет нас терзать набат конца?

Нужна ли тебе свежесть всех моментов из жизни?
Станут ли они тебе роднее и ближе?
Подумаешь ли ты, что очень много утекло?
Засмотришься ли ты на тех, кто тонет пониже?

Восславишь ли ты всё ничтожное добро?
И всех несчастных, сброшенных коня?
Почувствуешь ли ты, как сжимает всё нутро?
Не нужно отвечать мне. Посмотри на меня.

Миленькая девочка гуляла вдоль могил.
Девочка святая, но папа её бил.
Папа её пил и был последней мразью,
Нанёс ей столько ран, что не залечишь мазью.

Но девочка не знала, что этот мир жесток,
И стал ей называться каруселью потолок.
Её частенько били, а любили редко,
А когда любили, девчонка как ранетка

Падала и билась, сгнивала очень быстро,
Она была как солнышко, она была как искра.
Потом настало время, её любили часто,
Но все её возрения откидывали ласты.

Девочка решила, что умной быть не надо,
И можно напридумыать муки хуже ада.
Ушли ведь те, что были, и как себя жалеть?
Девочке всё нравилось, ей нравилось гореть.

Она теперь решила, что мир не победишь,
Что сильной быть не надо, хватает только лишь
Придумать свой спектакль с другого рода драмой,
Где ей не нужно быть для родного самой-самой.


И ведь как же хорошо жить в таком мирке,
Трагедия и страх, всё в одной руке.

Нас обожжёт песок,
Как тихий стук судьбы.
Несёмся со всех ног,
Без просьбы и мольбы.

Забудем обо всём,
И будем жить,
И каждый кто о чём,
Заговорить

Будет только рад,
Но я ведь глух.
И я среди них гад,
Я ниже мух.

И есть лишь у меня
Средь звёзд в ночи
Другие уши. Я -
Огонь свечи.

Нашу плоть плавит светило
Далёкое, белое, мёртвое.
Нам этого не хватило,
Глаза наслаждаются этим.

Нас плавит грозное солнце,
И мы отдаём ему честь.
Завянет герань на оконце,
Он только от одиночества.

Дурак двигает пешку,
Куда заблагорассудится,
Он выбирает решку,
Даже если не удится

Рыбка его в броске.
Вот же потешен глупец,
В непорочном роднике,
И там он найдёт свой конец.

Дурак пререкается с птицей,
Не согласен с её математикой
Он не меняет лица,
Не похож он и на фанатика.

Дурак - сам себе хоровод,
Его стены не тронул неон.
Он суть есть начало, исход,
И дурак тут вовсе не он.

Это не сажа на наших руках,
Это всё, что от нас останется.
Ни тени страха в наших глазах,
Ведь это не нам нужно каяться.

Слишком много на наших плечах,
Чтобы мы что-то значили,
Они на поезда жизни парах
Наследие переиначили

И сделали всё возможное,
Чтобы скормить нам наши очи.
Чёрное и безбожное
Небо нам тянет стакан ночи,

Вязкой и липкой и жуткой.
Она затряслась в с руками,
Воспользовалась минуткой.
Теперь же мы виде сами

Что наше племя сильно,
Настолько же, как и ничтожно.
Не время думать о "но",
Пускай нам всем будет сложно,

Они нашу песню услышат.
И слишком поздно поймут,
Что то не убогий дышит
Над ухом того, кто плут,

Что это симфония ярости,
Силы и отреченья.
Мы не увидим старости,
Взамен же они - печенья

Из костной муки и золота.
Племя таит великую мощь,
И если не дать ему голода,
Его погребут среди рощ.

Эй, мужчина, не найдёте
Пару граммов табаку?
Чтобы в затяжном полёте
Было проще дураку

Следовать по следу жизни,
Расцвести и в миг закиснуть,
Одиноко плыть по морю,
Лампочкой в ночи повиснуть.

Я лишь только закурю,
Обернусь лучистым полем,
Ветром ласковым и тихим
Поцелую я все доли.

Меня тогда и не увидишь,
Я - тропинка меж лесов,
Я - цветущий Иван-Чай,
И я - пение скворцов.

Покрою дымом горб и плечи,
Чуть усевшись на холме.
Я пою с морями в лад,
Оглянитесь - я везде.

Это - истина моя,
И густой дым табака
Проникая вглубь, обратно
Нарисует облака.

И я птицами брожу
Между крыш и городов
Я дорогой упокоен,
Отзовитесь на мой зов.

Послушайте, как я дышу,
Слушая движение почвы.
Что осталось от меня,
Изучите. Знаю точно

Это было всё не зря.
Тогда, когда я докурю,
Дым унесёт меня туда,
Где выше ценется "люблю",

Простое, ёмкое словечко,
Что обращается в алмаз,
Когда падает из рук,
А люди выбирают пас.

Там будет новый дом,
Окутаный горчащим дымом.
Там мой добрый милый друг
Уже ждёт со своим сыном.

Я в конце прошу вас только
Взойти на холм по ветерку.
Положите на мой камень
Пару граммов табаку.

У меня есть пули, но нет виска,
У меня есть слухи, но нет языка.
У меня нет воли, но много врагов,
Я не знаю, что мне ответить на зов.

Не покрою я кровью ванной пол,
Не испорчу я пышный праздничный стол.
Я огнём революции буду дышать,
Когда мять своим телом буду кровать.

При всей этой низости,
Трусости, грязи,
При жуткой близости
К паршивой бляди,

Не стану хуже я,
Вечности бренность.
Моё оружие -
моя неполноценность.

В моменты, когда бежишь по лестнице вверх,
Так легко отступиться, как будто случайно.
И когда ты паришь над кучей огрех,
Остаётся молиться с предсмертным отчаянием.

Когда делаешь шаг, и назад пируэтом,
Кидаешь полслова и всё на этом,
Ты будто в пространстве затерянный кролик,
Что лапками вечность истопчет до колик.

В моменты, когда хочется спать и играть, и кричать,
В смятении ищешь дорожку пороха.
Когда строго не хочется отпускать
Страха душок, любимый до шороха.

Ты - Козетта, но и ты - негодяй Тенардье,
В буре стесненья на ветхой ладье,
Тебя волны кидают из города в город,
От младенца, что стар, и до старца, что молод.

И кажется, что был там кто-то такой,
С тобою схожий, но явно не ты.
Уже завлатев золотою рукой,
Беспечно он смотрит на всех с высоты.

Ты взлети, осмотрись, поброди по кругу,
Побегай по солнечному лугу,
Послушай, как смерть играет романс,
И, как умелый игрок в преферанс,

Чужими руками жар загребай,
Ненасытней, страстней и немного на зло.
Будь в каждой любви холодным как Кай,
Лонселотом палящим, чтоб не навлекло

Всё это беды на твой Вавилон.
Успей лишь отвесить удачный поклон,
С улыбкой осмотреть изменчивые лица,
Раздаться тихой радостью
И удалиться.

С неба угрожают
Окна
Землескрёбов,

Ничего не знают,
Мокнут
Недотёпы.

Под рёбрышки вонзаются
И на совесть давят,
Жестокие красавицы.

Ожогами кусаются,
Клеймо на теле ставят,
И сложно мне оправиться.

Я хочу оторвать
Один из них,
Будто он сталактит.

Как мечом, покарать
Одним из них
Того, кто златом набит.

Идите домой,
Ваши Афины сгорели.
Вечный покой
Дарован бедняге Сальери.

Ветер на заднем дворе мира,
Одного и всех одновременно,
Поёт о судьбе Оскольда и Дира
И держится самонадеянно.

Идите долой,
Ваше Солнце погасло.
Ты тоже не стой
И будь скользким как масло.

И вновь дождливый Петербург
В очках воспоминаний,
В переулках ютится как лурк,
Обременённый тяжестью знаний.

-

Чтож, огонь… присядем?
Выпьем, поговорим.
Ты оставишь меня в покое,
Или я для тебя точно Рим?

Каждый мой мясной коридор
Охватили твои языки.
Сердце мечется как матадор,
На которого мчатся быки.

Я как вредная книга, как ведьма.
Ты съел белки моих глаз,
Заблокировал каждый лаз.
Мне знакомы твои глаза, вот шельма!
Мой хребет даёт тебе пас,
Мой недосып тебя спас.

Что? Это ты спас мою жизнь?
Но не ты ли её сжигаешь?
Ты никогда не будешь мне другом,
Инквизитор, как будто не знаешь -

Болезнь нам всего дороже!
Она дарует здоровье!
Вот бы дать тебе по роже!
И послать на любое просторье.

-

Идите за мной
Сгорел ваш устой,
Не пойте
И только не стойте.

Вдалеке слышен топот,
Как грома раскат, и ропот.
И какая-то странная вонь.
Знакомьтесь, это мой друг,
Огонь.

Как мы подводим итоги,
Так сводим крестиком ноги
И те же концы с концами.
Свинцовое небо над нами

Виснет, массируя плечи
Ленивым потоком ветра.
Он нас не излечит,
Но выжмет до миллиметра.

Он трепет нас по волосам,
По затылкам, судьбам, по умам,
И падающая тонна небосвода
Так же легка, как и свобода.

И женский голос у него,
Кипучий, жгучий и родной.
Дотянем до последнего,
Будет наш сладкий крик простой.

Мы выйдем на улицы ночью,
Вечером, спозаранку,
Желая увидеть воочию,
Как в ветре стоит партизанка,

Машет нам красным платком,
Шёпотом манит к себе.
Все проблемы потом,
Кровит рубец на губе.

Но, слышим звон, не знаем, где он,
Пропали родные стройные ноги.
Ну, что ж, всё ставим на кон,
Чтобы, прыгая через пороги,

Увидеть её голую, выходящую на балкон,
Позади оставляя шумный и праздничный стон.
Я узнаю её по глазам и по окнам,
По бесплотным и нежным волокнам.

Она где-то рядом, ей есть, что сказать.
Она где-то близко, осталось лишь ждать,
Грустить, выпивать и резать ладони,
Ночами не спать, предвкушая погони.

И нам много не нужно - всего лишь всё,
Ведь сейчас мы сидим и лапу сосём.
Я скажу: "Будет неслыханной!
Будет она, как младенец упитанный."

Стойте, нервы, беги, кровь!
Кусай за локти, втори вновь и вновь.
Целуй губами, целуй руками,
Любуйся над тем, как мы справимся сами.

И придут другие времена.
Сколько потом не сквернословь,
Из окон улыбается она.
Нечего думать. Ей имя...

Мы - грешники,
Лицедеи.
Мы герои,
И мы злодеи.

Проснуться в самый разгар марша,
Растянуть рябое лицо как плакат.
Как повезло, что наша
Музыка - похоронный набат.

Я потрачу все твои деньги,
Я нежно тебя поцелую.
Я спасу твою жизнь
И убью, суку такую.

Я грубый и злой,
Я милейший и чуткий,
Двенадцатый слой
Сполз с авторской шутки.

Где-то там глядит темнота,
У неё нож и злое лицо.
Постучится в кадык тошнота,
И я выйду к ней на крыльцо.

"Скажи-ка на милость, брат,
Ты уверен в своих ногах?"
И я, как уличённый казнокрад,
В капустных листах из рубах

Для виду виновным голосом
Скажу: "Пожалуй, что нет"
И притворюсь гладиолусом,
Наплюю на свой же хребет.

Где-то там глядит темнота,
Он неё воняет сырцой,
Конечно, я дилетант,
Но всё равно запасусь свинцом.

О Ангел,
Ведь даже слепой увидел,
Что я уверовал в бога.

Высокие ранги
Моих генералов, а чисел
В крематории слов великое много.

Искренне верующий теперь
Готов убивать за волосы
Цвета первых книжных морщин.

Но я говорил себе "не верь!",
А в глазах - радуги полосы
Крик ужасных холодных глубин.

Я готов вступить в секту,
Я готов её основать.
Я готов помолиться тексту,
Улыбнусь, как уставшая мать.

Я вывернусь наизнанку
Обещаю, свято, свято!
Пропитаю мёдом старую парку,
Только не мучай, не надо!

Я в своей Библии ищу, что у тебя в голове.
С истории болезни учу, что у меня на душе.
"Огуречный рассол на траве"
Подпись врача, рубашка задом наперёд, уже

Принесли рис на обед
На вкус пресноват.
Просили есть со стаканом воды.

Знакомый любимый паркет
Сохранил топот и хохот ребят.
Я умер, и вместо хромого Петра - ты.

Я встала ночью с кровати,
Ведомая странным сном.
Перешагнув через оргии знати,
Я пошла на встречу с окном.

Сознание ширится как зрачки,
Зрачки как чёрное звёздное небо.
Стекло узнало холод руки,
А я - аромат "Принца Лебо",

Духов, мармелада, окурков,
Любви и несчастья придурков.
И мне был вид через двор
На гипермаркет "Фарфор".

И звук был, откуда-то снизу.
Я, ловя взгляды карнизов,
Утоплинницей шла к нему,
Но будто это я на дно тяну

Вереницу из младенцев,
Грязных стаканов и ржавых гвоздей,
Груз разбитого сердца
Несработавших планов и грустных людей.

Да, воздух стал плотнее воды,
Но мне не нужны даже жабры.
Витая лестница ведёт во дворы
И, подобная канделябрам,

Я несу на себе три увесистых груза,
Сомненья, смятенья, волненья,
Но в какой-то момент они не обуза,
Меня облегчает предубежденье.

Может быть, напрасно проснулась?
В состоянии жидкого сна
Я как тонкая веточка гнулась
На лестнице из стекла.

Но я каждую ночь забываю,
Зачем и к чему я спускаюсь.
Может, к павшему Сараю,
Где потом перед богом каюсь?

Но нет, нет и нет,
Это всё несвязный бред.
Вещих снов не бывает,
Хочу верить, но кто же знает?

Вдруг, узнав о своём лунатизме,
Я проснусь один раз в полёте,
Увидев глаз среди туч через призму,
Я узнаю о небесном гнёте?

Тебе венами кажутся все пути,
Тебе пятки щекочет Большая вода,
Спросишь меня: "куда нам идти?",
А откуда я знаю куда?

Слева тропы пробегают дома
И стоит неподвижно луна.
С нами едет в плацкарте покойник Фома.
Тихо лопнула где-то струна.

Мы оказались уже далеко,
Но нам километров мало.
Сзади пьют дешёвое вино
Сыны телеграм-каналов.

А наш поезд на звёздной тяге
Всё несётся к прожорливой бездне,
К QLED экрану,
Туда, где он будет полезней.

Это кажется всё таким отдалённым.
Лишь стоит прикрыть глаза, закурить,
И покажется бес озарённым,
И в полдень не захочется пить

Эту водку, безвкусный кисель.
Зарастёт модный шрам на брови.
Позади ворох серых недель,
Господи, благослови.

Казалось, мне хватит и пары строк,
Чтоб всё сказать и уложиться
В условный срок.

Ко мне подошёл пьяный браток,
Предложил вместе весло спиться
В установленный срок.

Так горько,
Как после вкуса дешёвого пива
И женщин.

Так сколько
Ждать красного прилива?
И трещин

В плешивом темени?
Я поставил жирную точку
Или элегантное многоточие.

В паршивой поэме
Я родил чудесную дочку.
Оглохла червоточина.

Я сияю в темноте,
Я зияю в пустоте.
Что огонь промежду звёзд,
Что капель из чистых слёз,

Вдохновлённый, сладкий, пьяный
Я кладу чернил в карманы.
И влюблённый, и солёный
Я гублю дивизионы.

И карманами набитыми
Я стучу о бёдра склянками.
И руками в смерть забитыми
Я иду по жизни пьянками.

А лететь и смотреть на город -
Будто плавать в ночи на спине.
Жаль, что я был так молод
Когда смерть забрала во сне.

Я недвижим - скала преткновения
Я невидим - во мне нет движения
Я улыбчив как шрам на спине
Я ползу как волна по стене.

Я открыт, я как храм на горе
Я казнил своё эго во сне
Я подарил это солнце тебе
Как жемчужину с моря извне.

Моё тело правит ветрами,
Изменяя их направление.
Я сбиваю шпили боками,
Меняя мировоззрения.

И вот я стою пред тобой,
Реши же, что делать со мной.
Я здесь один, как есть.
Я твой, как моя честь.

Уже неважно, какой сейчас год
И как скоро пройдут холода.
По нам ходит честный народ,
Так было и будет всегда.

Нас прожуют и громко проглотят,
Но спросят про плаги и волосы.
Они снисходительно головы сносят,
Не оставят в поле и колоса.

Возьми мою руку, смотри -
Мы никому не нужны.
Лишь где-то в костях, внутри
Мы ничего не должны.

Мы на вкус как цедра лимона,
В головах ничего, в руках пепси-кола.
На ветру мнётся корона,
Провожает с порога трепет подола.

Милая луна,
Сивая коса,
Горькая вода,
Дочь своего отца,

Вечности порок,
Смертности упрёк,
Длинный монолог,
Почестей паёк.

Я вижу твои глаза,
В них отражается гроза.
Я вижу твои слова,
Объект номер два.

Гордый светлый серафим
Потерялся в одной из дрезин.
Мы снова всё простим,
Объект номер один.

Сразил меня вдруг
Загадочный недуг,
Который лучший друг,
Вернее лучших слуг,

Чище твоих слёз,
Ужасней твоих грёз.
Он будет лучше каждого
Трусливого, отважного.

И, надеюсь, ты поймёшь,
Что я здоровее тебя.
Да, я нелеп, как брюки клёш,
Но хочу целовать, любя.

Милая луна,
Спустить с небес на землю
Тебя не ждёт фата
Лишь горькая вода.

Убери свои губы, флакон с пустотой,
Я вечность уже слепой и глухой.
И вот опять вставлять новые окна.
Чтобы синица больше не мокла.

К чёрту Данте с его кругами ада,
К чёрту чертей, которые мне рады.
На помойку первые рисунки!
Идут солдаты, в их руках сумки.

Моя фигура затекла и опухла
Ты стоишь как батистовая кукла.
А знаешь, дорогая, в пизду!
Я лучше выйду. Покурю.

Отварилась дверь.
За дверью - ты,
Но ты не поведал, спросил.

Как огнеглазый зверь,
Жевал цветы
И был не страшен, но мил.

Лёгким шагом
Ты преступил порог
И снял свою шляпу.

От шага к шагу
Легчал смысл строк
А я рада кляпу.

Вяжите потуже бондаж
Не зря же пришли!..
Я ваша рабыня…

И после ряда дерзких краж
Я осталась на мели
Я осталась с вами… рабыня…

Собрались как-то раз огоньки
Отпраздновать смерть вождя
И немножко попить пивка.

Давно заряжены дробовики,
Чтобы разум открыть, любя,
И сказать своим близким: "пока".

Но их давно ждут новые вожди
И недолго осталось гулять
И бродить свободными.

Они уверены, им нет цены
Им таким, как пить дать,
Единственным быть непокорными.

И лишь дружественно
Горят фонари
И улыбаются аптеки

Надо быть мужественным
Как дикари
Смотреть через веки